Представляем вашему вниманию продолжение первой книги фэнтези-саги «Расскажи мне будущее прекрасного принца: Третий сын» и новую серию коллажей-иллюстраций к тексту.

КНИГА I

ДОН ЛЬЕР ИЗ НЬЕННА

***

Пока ее милость порхала вокруг видящего куба, благо новую порцию эликсира она приготовила вчера с соблюдением всех тонкостей процедуры, дон Льер вольготно расположился в большом кресле с высокой спинкой и подлокотниками, которое передвинул от стены почти к самому столику с хрустальной «вазой». Забросив одну длинную ногу на другую, и, подперев щеку рукой, он с любопытством присматривался к манипуляциям красавицы-колдуньи. Долгие летние сумерки еще не окончательно перешли в ночную тьму, и в прояснившейся дымке внутри куба неплохо можно было различить подступающие к перекрестку двух лесных дорог высокие стволы дубов и вязов. Как и следовало ожидать в такой час, перекресток был абсолютно пуст. Он узнал это место.

– А можно увидеть что-нибудь другое? Я помню, примерно в двух лигах на юг была корчма.

– Да, корчму увидеть можно.

Донья Латрисия наклонилась над отверстием в кубе и прошептала заклинание, она не видела, с каким выражением лица ее гость возвел глаза к потолку и скептически покачал златокудрой головой. Куб заклубился серым дымом, который, рассеявшись, явил их взорам придорожный постоялый двор с хозяйственными пристройками и колодцем в центре огороженного частоколом двора. Под навесом были привязаны лошади, из открытой настежь двери и распахнутых окон падал яркий свет и доносился нестройный гул голосов.

– А там сегодня оживленно, – заметил дон Льер. – Когда я проезжал корчму, обедать мне пришлось в одиночестве. Мы можем заглянуть внутрь и посмотреть, что там за люди?

– Тебе это интересно?

– Почему нет?

– Как хочешь.

Она подумала, не лучше ли было бы увлечь его на ложе и насладиться в последний раз, но потом решила, что тогда ей пожалуй может не хватить духа выполнить задуманное. Она вновь зашептала заклинание, но мысли о его ласковых руках и великолепном теле нарушили сосредоточенность – изображение вплотную приблизилось к стенам корчмы, но ракурс не изменился.

– Быть может лучше его погладить? – вдруг предложил дон Льер.

Она удивленно обернулась:

– Что погладить?

– Куб, конечно.

– Зачем?

– А ты попробуй. Когда-то я видел, как обращался с таким же волшебным оком один старый книжник.

– Действительно?

– Угу.

– Как погладить: сверху, сбоку, спереди?

– Сбоку, если я правильно помню.

Она слегка пожала плечиками и провела правой ладонью по изукрашенной резьбой боковой поверхности, ей показалось, что кристалл чуть завибрировал под ее пальцами. И тут же они увидели четкое изображение большого стола, уставленного блюдами с мясом и кувшинами вина, за которым удовлетворяли здоровый аппетит человек десять крепкого сложения мужчин в кольчужных рубашках или кожаных камзолах с металлическими бляхами. Зрелище нельзя было назвать привлекательным, солдаты не отличались изысканностью манер, их раскрасневшиеся от выпитого лица и грубый смех, заставили донью Латрисию брезгливо поморщиться.

– Тебе все еще интересно, дон Льер?

– По правде говоря, не очень. Если ты видел один отряд ловцов – видел их все.

Хозяйка шепнула короткое «отключающее» заклинание и сделала шаг к его креслу:

– Теперь ты меня боишься?

– А заметно?

– По правде говоря, не очень, – повторила она его недавние слова. – И откуда ты только взялся, мой удивительный молодой рыцарь со знаниями, достойными старого книжника?

– Из Ньенна, ваша сиятельная милость, – он поднял руку и провел кончиками пальцев по ее лбу, щеке, подбородку, шее, коснулся края выреза лифа. Она сглотнула и, превозмогая зарождающееся желание, мягко отстранила его кисть от своей груди.

– И всему научился в Эстерсе?

– Если ты имеешь в виду ламартинский язык и знание противоядий, то нет.

– Не расскажешь, где?

– Раз у нас сегодня вечер откровений, могу и рассказать. Только прикажи подать вина, пожалуйста. День был жаркий, а ночь предстоит длинная, я полагаю.

Она согласно кивнула, подошла к своему туалетному столику перед большим зеркалом и позвонила в колокольчик. Среди множества открытых и закрытых шкатулок и пузырьков с духами, притираниями, жемчужной пудрой и прочими непременными атрибутами женской красоты, было то, что она всегда держала под рукой на крайний случай. А сегодня она больше не хотела рисковать: он был опасен. Отдав распоряжение появившейся на вызов прислужнице доставить в покой эмерского вина, синих слив и белого винограда, донья Латрисия прилегла на край ложа, но не подала любовнику знака присоединиться. Рыцарь развернул кресло, чтобы оказаться лицом к даме, и вновь устроился в нем. Тем временем, явившаяся в сопровождении подавальщика с тяжелым подносом старшая служанка, указала юноше на низкий стол у ложа госпожи, сама наполнила кубки и с поклоном подала один хозяйке, а другой поднесла ее гостю.

– Итак? – вопросила донья Бельденорская, когда они остались в опочивальне вдвоем.

– Мальчишкой, мне было лет одиннадцать, я сорвался со скалы и переломал себе чуть не все кости. Мы часто лазали по отвесным скалам, их много в окрестностях замка, и у меня неплохо получалось, без ложной скромности могу сказать – я был одним из лучших среди таких же отчаянных и безрассудных подростков. Но в тот раз мне не повезло – откололся большой пласт, и я улетел в пропасть. Или повезло, потому что я был еще жив, когда меня сумели вытащить и отнесли к старому отшельнику-знахарю. Он был колдун, конечно. Иначе я вряд ли когда-нибудь смог вновь встать на ноги, тем более сесть на коня. Я провел в его хижине почти полгода, прежде чем мне удалось сделать первые самостоятельные шаги. Вот тогда я понял, что грамота – не нудная докука. Я знал ее ровно настолько, чтобы кое-как разбирать по слогам «Рыцарское поучение» Гельдара Пранского. Но у отшельника чтение оказалось единственным доступным мне занятием, через месяц я глотал книги страницу за страницей так, что только шелест стоял. А книги у него были разные, в том числе древние и редкие, многие на староандаррском и ламартинском. Он и начал меня учить, даже удивлялся, какой я способный. Говорил, что мне бы следовало поехать в Ламартин, когда я стану старше, и выучиться на мэтра. Если бы его лечение не оказалось столь успешным и я не смог бы стать рыцарем, пошел бы в книжники, наверное. Мой принц – человек не скупой и просвещенный, думаю, мне удалось бы испросить у него денег на университет. До войны я часто навещал моего спасителя, но после возвращения в Ньенн уже не нашел его. Никто не знал, куда он делся и почему…

Его красивый голос звучал размеренно и убаюкивающе, донья Латрисия вдруг ощутила странную сонливость и сковывающую члены слабость. Как долго он говорил? Свечи в канделябрах почти догорели, комната погрузилась в густой полумрак, и со своего места она не могла различить его лица, фигура в кресле была неподвижна. Она не могла понять, дышит ли он еще.

– Дон Льер? – из ее уст вырвался едва слышный хрипловатый шепот, она попыталась сесть, но голова закружилась, а ощущение невыносимой слабости нахлынуло липкой волной и заставило замереть на месте. В покое повисла тишина, нарушаемая лишь треском догорающих фитилей.

– Признаться, я немного разочарован, моя обворожительная донья, – раздался вдруг голос, услышать который она уже не ожидала. – К чему было повторяться? Ты дважды за один вечер попыталась опоить меня, только во второй раз прибегла к смертельному яду. По счастью, танорус в действительности не убивает таких, как мы. Всего лишь лишает заимствованной жизненной силы.

Одним движением он поднялся из кресла и оказался у ложа колдуньи с поразительной быстротой, словно не подошел, а мгновенно переместился с одного места на другое.

– Что случилось? – шепнула она, пытаясь вглядеться в склонившийся над ней силуэт.

К ее удивлению, на доне Льере был надет другой костюм, не тот, в котором он присутствовал за ужином, а потом прошел с ней в личные господские покои. Даже в полумраке нетрудно было различить, что сейчас его великолепный торс облекает темный безрукавный камзол, поскольку пышные рукава и отложной ворот рубашки отчетливо белели на его фоне. За столом лиардоссец был в светло-зеленом камзоле с разрезной проймой и стоячим жестким воротником. Вопрос о том, когда же гость успел переодеться, промелькнул где-то на краю сознания.

– Я подменил вино в кубках.

– Это невозможно, – все также тихо проскрипела она, чувствуя, как все ее существо охватывает ни с чем несравнимый ужас. – Ты и есть тот колдун-отшельник…

– Нет, – усмехнулся он. – Откровенно говоря, вся эта история – полнейшая выдумка от первого до последнего слова. А вот что не выдумка: не хочу тебя огорчать, но, – он сделал небольшую паузу, – следующего дарителя тебе придется обольщать под глубоким покровом ночи. Посмотри на свои руки.

По покою разлилось мягкое голубоватое свечение, как будто заискрился сам воздух. Донья Латрисия опустила взгляд.

– Нет! – кожа ее рук стала желтой, сухой и сморщенной, она обвисла безобразными складками и покрылась темными пятнами, под ней явственно проступали набухшие узловатые вены.

– Тише, неувядающая донья. Ты ведь не хочешь до смерти перепугать своим видом всю замковую прислугу и этих твоих несчастных хранителей покоя. Давай-ка я посажу тебя поудобнее, чтобы ты могла лучше видеть.

Он выпрямился, быстро отодвинул от туалетного столика низкое сиденье без спинки и переставил туда тяжелое кресло, в котором провел половину сегодняшней ночи. Потом подхватил на руки колдунью, чье тело сотрясалось мелкой дрожью, и опустил в кресло перед зеркалом. Из зеркала на донью Латрисию смотрела иссохшая как мумия древняя старушка, редкие клочья седых волос почти не прикрывали обнаженный череп, провал беззубого рта кривился в неопределенной гримасе.

– Лучше убей меня сейчас, дон Льер. И убирайся из замка…

– Думаешь, меня проглотит на мосту твой крокодил-переросток? Должно быть, ему уже наскучило питаться неосмотрительными гостями твоей сиятельной милости. Говорят, излишек железа дурно сказывается на пищеварении домашних любимцев, даже байлирипов. И ради всех богов, не пытайся сейчас шептать заклятия, ты сделаешь себе только хуже.

– Ты заплатишь за это, дон Льер, – прошелестела она.

Бессильные, горькие, неостановимые слезы потекли по морщинистым щекам, стекая к подбородку и капая на впалую грудь колдуньи.

– Перестань, донья Латрисия, – он очень осторожно опустил ладони на ее плечи, сейчас они стали хрупкими уже в прямом, а не в переносном смысле слова. – Поверь, я не держу на тебя зла. Ты многое делала неправильно и даже не знаешь, о чем я говорю. Но я не проповедник благих деяний и не поборник всеобщей справедливости. Я помогу тебе вернуть молодость, красоту и силу. Не так, как ты добивалась этого раньше, есть лучший способ. Но отныне ты будешь служить мне. Согласна?

Слезы иссякли, она смотрела на его отражение в зеркале, в ее глазах уже не было ненависти, лишь горечь поражения и робкая надежда смешались во взгляде. Глаза, только они и подчинялись ей сейчас, она не могла двинуть ни одним другим членом, кроме едва шевелящихся губ.

– Да. Это я добавила в твой кубок настой, сама виновата... Придется заплатить.

– Тогда я должен знать твое истинное имя.

– Я не понимаю… Я – Иллатрисия Ранель, баронесса Бельденорская.

– Нет. Ты – не Ранель, это род твоего мужа, – он покачал головой.

– Тебе нужно имя моего отца? Эргесердаль. Граф Радуил Эргесердаль.

– Нет, не оно. Это долго объяснять, а тебе совсем плохо, все же танорус – сильнейший яд. Прости, я не дам очищающий эликсир, пока ты не подпишешь договор истинным именем. Поэтому скажи, где находятся твои грамоты наследования и родовое древо, я отыщу в них то, что необходимо.

***

– Ты не нашел еще?

Дон Льер склонился над развернутой длинной «волной» родового древа доньи Латрисии, внимательно вглядываясь в переплетающиеся ветви, имена и гербы.

– Думаю, нашел. Твоя трижды бабка с материнской стороны – Дерденора Темар. Или ее прадед Бакардо Верлей.

– Ну, и что?

– Это нужно проверить.

– Проверить что?

– Список родов.

Она мысленно пожала плечами, даже короткие фразы давались ей с трудом. Комната уже не освещалась волшебным мерцанием, дон Льер поменял свечи в канделябрах, и они зажглись без прикосновения к огню. Донья Латрисия полулежала на высоких подушках своей пышной кровати под лазорево-золотым балдахином, стараясь не думать о том, как жалко и отвратительно она выглядит – лысая древняя карга, беззубая, немощная и бесполезная. Рухлядь. Почти что тлен. Двухсотлетняя ведьма, пожирательница чужих жизней, так страстно желавшая молодости и ее наслаждений. Глядя на четкий, правильный, буквально чеканный профиль дона Льера, она не могла понять, как ей могла взбрести в голову такая безумная глупость – попытаться его убить. Словно затмение нашло. Да, она решила, что побывавший при королевском дворе рыцарь чересчур умен и догадлив, а потому спокойнее будет от него избавиться… и еще эта мысль, которая раньше у нее не возникала: дон Льер похож на дона Астелио не только в том, что касается искусства нежной страсти. При жизни мужа донья Бельденорская и понятия не имела, что может черпать из мужчины живительную силу и энергию, с бароном ничего подобного она никогда не ощущала. Но прежде ей думалось, будто причина крылась в ее искренней любви и неспособности причинить даже невольный вред дорогому сердцу человеку. А если в чем-то другом? Существуют мужчины, которых она просто не способна черпать? Но и отпустить необычного гостя она уже не могла, вот только не поняла вовремя, насколько он необычен. В отличие от доброго дона Астелио, дон Льер оказался колдуном, а колдуны мягкосердечием не отличаются, как и правдивостью. И она совершенно не в состоянии определить, когда он лжет, а ведь это было ее даром – легко распознавать малейшую неискренность, чувствовать лицемерие и притворство. В юности она могла ошибаться в толковании истинных чувств или мотивов кривящего душой человека, но с опытом научилась попадать точно в цель. Дон Льер же очевидно все это время водил ее за нос, как маленькую девочку. Несмотря на его обещание помочь, слабо бьющееся сердце доньи Латрисии терзалось страхом и мрачными предчувствиями. Даже представить трудно, на что способен колдун, творящий волшебство, не произнося вслух ни единого слова. Разве возможно колдовать одной лишь мыслью?

– Что ты делаешь? В «Жизнеописании рыцаря Лерада» нет никаких списков, это любовная поэма.

Она хорошо знала эту книгу в темно-коричневом переплете из бычьей кожи с золотым теснением букв, потому что часто приказывала донье Вильде или донье Семаре читать поэму вслух. Донья Латрисия даже помнила, что та лежала в библиотеке на отдельном столике, а не стояла на полках, и не могла понять, зачем рыцарь-колдун принес ее вместе с грамотами.

– Неважно, какая это книга, главное, чтобы она была под рукой. Посмотри.

Прихватив том, он пересел на край ее кровати. Ей бы хотелось спрятаться от его взора, но сил по-прежнему не было, все, на что она оказалась способна в течение последнего часа, приподнять и опустить правую ладонь, да чуть свести вместе скрюченные пальцы. Он положил руку на раскрытую страницу, строки поэмы начали дрожать, менять очертания и складываться в длинный список коротких родовых имен, написанных причудливой староандаррской вязью. Перед каждой фамилией стояло одно и то же слово «ната», имена в начале списка состояли из семи букв, следующие за ними – из шести, их было раза в два больше, за ними шли пятибуквенные. Дон Льер быстро просмотрел их и перевернул страницу.

– Да, вот оно – ната Тэмар, – он произнес имя жестко и с непривычным ударением на первый слог, пролистнул иллюстрацию, на которой был изображен коленопреклоненный рыцарь, благоговейно прикасающийся губами к краю подола платья Прекрасной Дамы, и стал читать список дальше. – Язык претерпел изменения. Верлей… Я так и думал, ната Вэрл. Тогда твое истинное имя все же Иллатрисия на Тэмар.

– Что все это значит?

– Это список тысячи семидесяти одного рода наторов. Однако оставим объяснения на завтра. Пора прекратить действие яда, но прежде – договор.

Он снова перенес ее в кресло у туалетного столика и положил перед ней небольшой прямоугольный клочок пергамента, исписанный странными и совершенно незнакомыми донье Бельденорской символами. Сколько ступеней или разновидностей страха может испытать человек? Леденящий, парализующий, панический… Казалось, они вцепились в нее все разом. Дон Льер заметил застывший в глазах колдуньи ужас.

– Ну, не стоит так пугаться. Это древнеридлонский язык наших предков. А смысл договора обычен: ты обязуешься служить мне до конца твоих дней. Я не собираюсь часто беспокоить тебя, донья Иллатрисия на Тэмар, но если мне понадобится помощь, ты ее окажешь, даже ценой собственной жизни. Впрочем, надеюсь, такой нужды не случится. Ах, да, еще одно. Любое твое злонамеренное действие, направленное против меня – магическое или физическое, обернется против тебя, но не коснётся твоего хозяина. Это слово тебе не нравится, гордая донья Бельденорская? Я не стану его повторять, и никто никогда не узнает о нашем договоре. Напиши внизу свое истинное имя, и покончим с этим, – он обмакнул перо в чернильницу и вложил в ее почти негнущиеся пальцы.

Когда ей, наконец, удалось нацарапать то имя, которое он требовал, письмена загорелись ослепительно белым пламенем и исчезли, а потом растворился в воздухе и сам пергамент. Ошеломленная, она не заметила, когда он успел наполнить кубок, который теперь протягивал ей, и откуда взялось его содержимое. Однако кубок был намного тяжелее пера, поэтому рыцарю пришлось самому поднести его к сморщенным губам и напоить донью Латрисию. До сих пор сковывавшее ее тело ощущение полного бессилия исчезло, она поняла, что может спокойно двигаться, глубоко дышать и в целом чувствует себя почти так же бодро, как несколько часов назад. Но из зеркала на нее смотрел все тот же, похожий на вытащенный из могилы труп, кошмар.

– Ты обещал вернуть мне молодость! – в отчаянии воскликнула она.

– Так сразу не получится. Ты почти не умеешь пользоваться исконной магией наторов, и пока не научишься, не сможешь подключиться к дыханию жизни, то есть к силе ната.

– Я действительно не представляю, о чем ты ведешь речь. Но понимаю, ты – сильный колдун, – дон Льер отрицательно покачал головой, но она не обратила на его жест внимания. – Прошу тебя, сделай что-нибудь, скажи мне заклинание, ты должен знать. Я не могу оставаться в таком ужасном виде!

– О, извини. Я забыл убрать иллюзию, – он усмехнулся и едва заметно шевельнул пальцами. – Каких-то двести лет для проявленного натора еще не старость, тем более не дряхлость, а только зрелый возраст.

Не слишком глубокие, хоть и заметные морщинки вокруг глаз, темные круги и мешки под ними, утративший приятную округлость и ставший жестким овал лица, несколько едва различимых на фоне светлых волос седых прядей, чуть более сухая кожа рук и шеи… Дама, чье отражение донья Латрисия видела теперь в зеркале, выглядела примерно ровесницей доньи Вильды, она все еще была красива, но, увы, явно не молода. Тем не менее, ей не придется прятаться за балдахином собственной кровати или запираться в опочивальне с плотно задернутыми шторами – вуаль и платье с закрытым стоячим воротом, пожалуй, без труда скроют изменения, почти не отразившиеся, насколько она могла рассмотреть себя, сидя в кресле, на фигуре. Но…

– Я действительно выгляжу так?

– Разумеется, – он перегнулся вперед через спинку кресла, за которой стоял, слегка опершись на нее левым локтем, и прикоснулся губами к ее шее пониже правого ушка. – Все не так уж плохо, моя небесная донья.

Колдунья едва заметно вздрогнула: ироничный блеск его глаз и чуть насмешливый тон успокаивали мало.

– Я уже боюсь верить твоим словам и даже собственным глазам и ощущениям, дон Льер.

– Верить чудовищам, таким, как ты и я? Конечно же, не стоит. Кроме единственного случая – нерасторжимого присяжного договора. Ты мне солгать не сможешь, а у меня больше нет такой необходимости. Так что с этой минуты смело верь мне, как самой себе: наша связь теперь крепче уз брака, сеньората или чего бы то ни было еще. Ее не омрачит, выражаясь фигурально, удар в спину: ты никогда меня не предашь, даже если очень сильно этого захочешь. Впрочем, мысль о мести сама собой покинет твою головку, как только ты начнешь видеть последние события в их истинном свете.

– Звучит обнадеживающе, – не без скептицизма произнесла донья Латрисия. – Если все так, могу я, наконец, узнать, кто ты на самом деле? Колдун, претворяющийся рыцарем, или рыцарь, овладевший искусством колдовства?

– Я не колдун, сиятельная донья, я – маг-натор. А это далеко не одно и то же, смею тебя заверить. Рыцари-наторы когда-то назывались боевыми магами, одна сотая лидеры боевых магов, Пятерка, могла всего за несколько минут обратить в бегство пятитысячное войско. Разумеется, тех, кто еще был способен бежать после сопряженного удара. Я пока не так силен в этом искусстве, которое никак не связано с владением обычным оружием, для практики нужен партнер – другой маг-натор. Так что в бою я полагаюсь на меч, «восходящую звезду» и копье, как и любой посвященный рыцарь. Да и ни к чему демонстрировать наши способности у всех на глазах. Боевые маги – давно забытая легенда далекого прошлого.

– Забытая легенда, – задумчиво повторила хозяйка Бельденора. – Но ты откуда-то ее знаешь, как и многое другое по-видимому… А имя твоего рода тоже есть в том древнем списке?

– Конечно, – чуть кивнул он.

– Но ты упорно не хочешь назвать его. Там ведь нет никаких донов откуда-то.

– Полагаешь, мое имя – великая и страшная тайна? – он слегка потер двумя пальцами мочку уха. – Вовсе нет. Эльерно Арнавель, граф Ньеннский.

Дон Льер отвесил легкий полупоклон за ее креслом.

– Принц королевского дома???

– Большая редкость, – хмыкнул он. – На Андарре почти полсотни королевств, всех принцев и принцесс упомнят разве что мэтры-геральдики, да ламартинские Гаранты.

– Уж точно бОльшая, чем странствующие рыцари-наемники, ваше королевское высочество, – баронесса почтительно склонила голову перед отражением принца. – Признаться, я никогда не видела Кровной грамоты.

Он рассмеялся, вновь наклонился, мягко взял ее правую руку и поднес почти к самым губам.

– Ты воистину обворожительна, донья Латрисия. Чтобы определить мое истинное имя, нужно понимать, что ищешь. Да и ничего оно тебе не даст и не изменит. Прочие же твои сомнения легко разрешимы – я покажу Кровную грамоту после обеда. А сейчас мне самое время тебя оставить – вот-вот забрезжит рассвет. Я бы не возражал провести с тобой остаток ночи, – загоревшаяся в ставших изумрудными глазах искра вполне красноречиво сообщала, о каком именно способе времяпровождения он говорит, – но она действительно выдалась долгой и утомительной… для тебя. Смертельный яд таноруса, быть может, и сладок на вкус, потому его подливают в рокайское либо в эмерское, но точно не полезен для здоровья. Ты нуждаешься в спокойном отдыхе, пленительная донья.

Покрыв легкими поцелуями ее по-прежнему изящные прямые маленькие пальчики, принц крови покинул опочивальню хозяйки Бельденора.

***

Автор текста Тали

Коллажи из серии «Присяжный договор» и другие иллюстрации к саге смотреть здесь.